Давно пора ответить на Ваше письмо, но Вы меня так расстроили, что мне нужно было много времени, чтобы обдуматься и успокоиться. Теперь, пересмотрев весь данный мне материал, т.е. все Ваши исторические указания, я всецело исполнил все и до конца буду исполнять. Мы, художники, люди труда, и нас легко можно и настроить, и расстроить. Государь Император меня удивительно сильно настроил, дав мне руку на прощание. Государь Император лично мне сказал: Рубо, Вы всегда аккуратно исполняли все мои поручения. Прошу и в этот раз к сроку окончить панораму Бородинск[ого] боя. Вот, дорогой Борис Михайлович, почему я с того дня безостановочно работаю, работаю до упада и доведу работу свою к сроку до конца или околею. Но Вы, который видели, какая это работа, Вы меня постоянно вводите в сомнение и в трудности. Из Вашего письма, в котором Вы мне пишите, что официальные личности что-то от Вас требуют, люди, не видевшие, что здесь делается, требуют от Вас как должны держаться ружья у гвардейских полков, не принимая во внимание, где находятся передовые кирасиры Нансути. Я могу сделать у всех каре ружья по Вашим указаниям, но в этом случае придется удалить назад Нансути. Делая же всадников уже вскакивая в каре, тут нельзя держать ружья у плеча. На вашей литографии, рассмотрев ее серьезно, каре, на которые наскакивает кавалерия, не только отражают их штыками, но даже стреляют. У первого же каре французы еще далеко, т. е. шагов на 40—50. Кроме этого моего замечания, скажу еще Вам, дорогой Борис Михайлович, Ваши письменные указания, данные мне и подписанные Вами и мною в Петербурге 17 марта 1911 года, гласят: против Нансути выносятся Орденские, Екатеринославские и Ахтырские гусарские полки на помощь Измайловскому, Литовскому и Финляндскому, которые выстроены в каре, отражают атаку Нансути. Как понимать это. Как можно отражать, держа ружье у плеча, и если Гвардейские полки не отражали Нансути, то почему летели им на помощь Орденские, Екатеринославские и Ахтырские гусары? Я, придерживаясь строго Вашим указаниям, написанным и подписаным Вами, могу сделать исключение лишь в том, чтобы показать немного и лихость Русских войск, показывая их идя смело на встречу Фриана и даже отражая его, иначе меня в России заедят и разругают во всех газетах.
Что касается написать генерала Дохторова, сидящего на барабане, то это легко сделать, хотя оно мне по движению не нравится. Место, где его посадить, Вы укажете лично, когда Вы будете в Мюнхене. Нельзя ставить и меня в трудное положение, моя задача ужасно трудная, и если Вы заинтересованы, чтобы к 26-му августа панорама Бородинского боя была бы открыта в Москве, то помогите мне. Пока работа идет прекрасно, все мы работаем не теряя ни часа, ни минуты. Но менять я не могу. Теперь Вы мне пишете, что кто-то нашел, что пейзаж был зеленый. Как мне вдруг менять весь пейзаж, а может быть после скажут — не зеленый. Опять менять все это страшно трудно. Простите, дорогой Борис Михайлович, что так откровенно пишу я Вам, но я не могу думать одно, а говорить другое. Помогите мне теперь в следующих вопросах: у кавалерии Лоржа нужно ли показать самого Лоржа (который всегда был обижен на Латур-Мобур). Написать ли самого Латур-Мобура? Как стояла французская гвардия у Шевардина — вольно или под руж[ь]е? Кто командовал полками кирасир Его и Ея Величества. Существуют ли портреты командиров. Где показать 4 французский] корпус Вице- Короля?
Теперь выписать полковника Сафонова мне еще рано, мне очень жаль, что ему этим была бы оказана известная помощь, но пока его приезд сюда не очень нужен, я полагаю, так к концу февраля. Дорогой Борис Михайлович, я работаю неутомимо, хочу обрадовать Государя Императора, заслужить похвалу Императорского военно-исторического общества, Военного министра и милейшего генерала Поливанова, а Вас окончательно поразить грандиозностью нашей работы. Фотография Ваша красуется у нас и часто вспоминаем вечером за чаем Вас. Скоро, надеюсь я, увидимся в Мюнхене и установим все, и Дохторова, и Лоржа, и всех других, пока же я устал так, что вечером я превращаюсь в окончательного истукана. Жму Вашу руку и целую Вас от души, дорогой Борис Михайлович. Жена, сестра и дочери шлют привет.
Весь Ваш
Фр. А. Рубо.